Сердце ворона  - Анастасия Логинова

– Он не твой, Лара… – Кон попытался тронуть Ларину руку, но та не далась. – И, потом, Харди нужен лишь медальон – не ты, не Дана, не мое наследство. Он уберется ко всем чертям, как только получит его! Если бы ты не солгала мне там, в лодочном сарае, его уже давно бы здесь не было!

– Ты ошибаешься, – не согласилась Лара.

Она, может быть, сказала бы что-то еще, но, когда Конни сошел с места, увидела за его пяткой ту самую связку ключей. И живо подобрала. Покрутила в руках, еще толком не зная, пойдет ли на третий этаж или нет.

– Джейкобу нужен не только медальон – ему нужно что-то от Даны, – договорила она, убирая пока что ключи в карман юбки. – Понятия не имею что, но, возможно, это связано с ее отцом, с Александром Наумовичем.

Конни фыркнул:

– Скажу я тебе, что ему нужно! Все куда прозаичнее, Лара, дело в деньгах и только. Ну и в Данином отце и его наследстве, ты права. Да только ее отец не Александр Наумович, а покойный граф Ордынцев, собственной персоной!

– Как это?.. – растерялась Лара.

– А вот так! – развел руками Конни. – А то не знаешь, откуда дети берутся. Говорили ведь, что граф водил шашни с какой-то девкой с Болота, так что ничего удивительного. А перед тем как помереть, написал кузену, да попросил за дочкой присмотреть: вот Александр Наумович и забрал Дану к себе, удочерил.

Признаться, Лара и не слышала его толком, зажала ладонями уши и упрямо мотала головой:

– Ты что-то путаешь, Конни, этого не может быть!

– Вот и Дана то же твердит, как заведенная. Но это факты, Лара, фактам нельзя не верить – как юрист тебе говорю.

– А Александр Наумович – что же? Неужто подтвердил?

– Он нынче болен, я слышал: Дана запретила пока что его спрашивать о таком…

– Вот! А если спросишь, так он тебе тотчас ответит, что это неправда!

Лара грубо толкнула Кона в грудь, потому как он мешал ей пройти. В ней снова, как бывало прежде, бушевала такая свирепая ненависть, что она и с кулаками бы кинулась на Кона, ежели бы он продолжил свои глупые речи. И больного Александра Наумовича ей теперь совсем не было жаль – она бежала разыскивать его, чтобы сейчас же потребовать однозначного ответа.

Или вернее будет спросить Джейкоба?

Решив так, Лара остановилась у его спальни.

«Предатель! Подлый мерзкий предатель! – бушевала она, стоя под дверью и выдумывая, как бы ему отомстить. – Верно, и Митю он также предал когда-то! И даже этого своего подельника – там, в усыпальнице! Подельника убили – а этот подло сбежал!»

И осеклась…

Закрыв за Ларой, Дмитрий расстегнул верхние пуговицы сорочки, душившей его, и только потом снова нашел глазами Харди.

Тот следил за ним жадно, не отрываясь – хорохорился, выше задирая подбородок, но боялся его как огня. Харди, или как там его звали раньше – Яшка? Он всего лишь человек, этот Яшка, с присущими всякому человеку слабостями и вполне обычным страхом перед неизведанным, потусторонним. Яшка испугался тогда, и до смерти боится теперь. Так боится, что даже боли от своего ранения не чувствует.

И не зря боится, нужно сказать.

Дмитрий наклонил голову вбок. Подумал о том, что приемный сын полицейского Дмитрий Михайлович Рахманов никогда бы не стал добивать истекающего кровью человека. Будь тот человек хоть трижды негодяем.

Зато беспризорник Митька, вор и грабитель, сделал бы это не задумываясь. Не из-за какой-то внутренней злобы, конечно. У Митьки все просто: если ему грозит опасность – он бьет первым.

Дмитрий криво улыбнулся:

– Вот и свиделись.

– Убьешь меня – придут другие! – предупредительно заявил Харди. – Тебе не место на этой земле.

– Мне не место?! – Дмитрий почувствовал, что хладнокровие ему все же изменяет. – Ты привел меня туда! Знал, чем это грозит, и все равно привел! А после бросил умирать. Одного. В подземелье, полном трупов!

– Я пришел туда лишь за медальоном. И не силком тебя вел, не лги. Ты сам побежал, едва заслышал, что в графской усыпальнице есть чем поживиться! Тебя только золото и заботило! Хорошо еще, что им хватило ума спрятаться – не то… что бы ты сделал с двумя недорослями, что встали на твоем пути, а?!

– Замолчи…

Дмитрий почувствовал, что ему становится нечем дышать. Животный ужас накатывал при одной лишь мысли, что он мог причинить Ларе зло.

Харди не слышал – продолжал давить:

– Ведь тебе приходилось убивать!

– Нет! – мотнул головой Дмитрий. – Никогда! Грабежи были, но…

– А как же тот пьянчуга, которого ты огрел по затылку за ради кошелька? Он ведь так и окоченел на морозе – январь был.

– Замолчи…

– Ларе-то не забыл о том рассказать? И том, что ты, именно ты, надругался над усыпальницей человека, которого она боготворит!

Дмитрий нынче чувствовал, что это он ранен и истекает кровью. Голова раскалывалась на части, и у него не было сил даже просить (куда уж там требовать), чтобы Харди замолчал.

– За мною нет вины, что, мол, привел тебя на смерть, – давил тот. – И так бы кончил свои дни в канаве с пробитой головой – не тогда, так годом позже. А вот о том, что сбежал, не проследил, что твоя душонка отправилась туда, где ей надлежит быть – в этом да, виноват. Ты – мертвец. Все это видели! Я, Несвицкий, Лара – все, кто был там! Так отчего ты здесь?! Живой – и здесь? Кому твоя жалкая душонка понадобилась в этом мире?

Харди и впрямь требовал ответа – а Дмитрий его не знал.

Неужто это правда? Неужто он – мертвец, ходячий труп? Отмахнуться от слов Харди не удавалось, потому что Дмитрий всегда знал, догадывался, но боялся принять, что его жизнь оборвалась там – в графской усыпальнице.

А после та женщина со светлыми волосами провела над ним чудовищный ритуал и вернула к жизни. Вернула к существованию его тело – но не душу.

Зачем?

Ответа он не знал…

Ответа не дождался и Харди.

– Ну ничего, – смирился тот, – отправишься в преисподнюю сей же миг, едва Лара отдаст медальон.

– Так что же ты сразу его не отобрал? Еще там, в усыпальнице? – без сил спросил Дмитрий. И сам же понял. – Испугался?

Тот отрицать не стал:

– Испугался. Медальон заговорен, он под защитой, потому как в нем заключены сразу две неприкаянные души – Мары и графа Ордынцева. Но я не думал, что сила его столь велика. И те, кто меня послали, тоже не думали.

– Кто тебя послал?

– Те, кто присматривают за порядком вещей в этом мире.

Паркет за спиной Дмитрия едва слышно скрипнул: